Площадь Цветов — так переводится с итальянского название места в Риме, где 17 февраля 1600 года был казнен великий мыслитель, поэт и мистик, философ Джордано Бруно, — расположена недалеко от древнеримского Пантеона, храма всех богов, символа религиозной свободы и терпимости. Но чтобы свобода и терпимость восторжествовали, понадобилось почти три столетия. Даже в светской и свободной от папской власти Италии конца XIX века церковный фанатизм и догматизм были настолько сильны, что долгих десять лет вопрос о памятнике Бруно оставался открытым: наследники инквизиторов, казнивших философа, и слышать не хотели об искуплении.

Пока замечательная скульптура ждала своего часа в мастерской Этторе Феррари, в итальянском обществе разгорелась настоящая битва за клочок земли для памятника. Студенты бойкотировали профессоров-клерикалов, жители Рима забрасывали петициями муниципальные власти, а международный комитет по установке памятника призывал всех людей доброй воли объединить усилия для реабилитации имени великого итальянца. И светлый час пробил...

День открытия памятника Джордано Бруно стал ярким событием в жизни итальянской столицы. Шесть тысяч делегаций, посланники всего мира, собрались на празднование долгожданной победы. От организаторов торжества к гостям обратился профессор Бовио: «Кто бы ни направился в Рим на чествование, всякий будет чувствовать, что различие нации и языков он оставил за собою и вступил в отечество, где нет этих перегородок. Присутствующие на открытии памятника, воздвигаемого с согласия и на денежные средства всех народов, будут там свидетельствовать, что Бруно поднял голос за свободу мысли для всех народов и своею смертью во Всемирном городе осветил эту свободу», — произнес он.

Атмосферу того дня трудно передать словами. «Все улицы и площади Вечного города имели ликующий вид, — вспоминает очевидец. — На Кампо деи Фиори толпилось в праздничных одеяниях несметное множество народа. У памятника Бруно разместились сто музыкальных хоров и около тысячи знамен и штандартов разных университетов и обществ. Частные дома и общественные здания были разукрашены коврами и гирляндами из цветов объединенной Италии». Лишь траурное «одеяние» некоторых домов и закрытые католические храмы напоминали о цене этой победы.

Здесь можно бы поставить точку, и поставить ее очень хочется, но, увы, нельзя.

Только отгремели торжества по поводу открытия памятника, а уже 7 июля, меньше чем через месяц, в Кельне проходит «собрание протеста» католиков, на котором вновь звучат обвинения в адрес Бруно. «Это был отпавший монах, расстрига-священник, безнравственный человек, мятежник против Христа и церкви, отрицатель Бога, враг трона и алтаря», — заявляет некий профессор Шредер.

Спустя семь лет, в 1896 году, один из хранителей Ватиканского архива находит рукописный сборник извлечений из протоколов и других документов венецианской и римской инквизиции, относящихся к Бруно. Тогдашний папа Лев XIII велит этому архивариусу держать в тайне само существование сборника, объясняя, что «первый закон истории формулируется так: не лги и не говори правды».

1930 год. Папа Пий XI причисляет к лику святых Роберта Беллармина, того самого инквизитора, который известен своим участием в расправе над Бруно и Галилеем. «Беллармин, — пишет американский философ Берроуз Данэм, — был одним из самых опасных и жестоких инквизиторов, потому что был одним из самых ученых теологов. Он прославил себя требованием предавать сожжению молодых еретиков на том основании, что чем дольше они живут, тем большему проклятию подвергнутся».

Через 20 лет иезуит Луиджи Чикуттини заявляет: «Способ, которым церковь вмешалась в дело Бруно, оправдывается той исторической обстановкой». Поистине иезуитская логика, ведь речь, напомню, идет об убийстве невинного человека.

Наши дни. Накануне 400-й годовщины сожжения Бруно, когда многие ждали реабилитации ученого, президент Папского совета по культуре кардинал Поль Пупар высказывается отнюдь не двусмысленно: «Это печальное событие относится к числу тех исторических фактов и деяний, о которых мы можем сегодня только глубоко сожалеть и скорбеть», но речи о реабилитации Бруно не идет: для церкви он остается еретиком.

Доброе имя Бруно не нуждается в оценках какого бы то ни было церковного иерарха. Реабилитация и так уже свершилась. Его книги, переиздаваемые на многих языках мира, его идеи, волнующие умы, — лучшее тому свидетельство.

 

***

Кто дух зажег, кто дал мне легкость крылий?
Кто устранил страх смерти или рока?
Кто цепь разбил, кто распахнул широко
Врата, что лишь немногие открыли?

Века ль, года, недели, дни ль, часы ли
(Твое оружье, время!) — их потока
Алмаз, ни сталь не сдержат, но жестокой
Отныне их я не подвластен силе.

Отсюда ввысь стремлюсь я, полон веры,
Кристалл небес мне не преграда боле,
Но, вскрывши их, подъемлюсь в бесконечность.

И между тем как все в другие сферы
Я проникаю сквозь эфира поле,
Внизу — другим — я оставляю Млечность.

 

***

Когда свободно крылья я расправил,
Тем выше понесло меня волной,
Чем шире веял ветер надо мной;
Так дол презрев, я ввысь полет направил.

Дедалов сын себя не обесславил
Паденьем; мчусь я той же вышиной!
Пускай паду, как он: конец иной
Не нужен мне, — не я ль отвагу славил?

Но голос сердца слышу в вышине:
«Куда, безумец, мчимся мы? Дерзанье
Нам принесет в расплату лишь страданье...»

А я: «С небес не страшно падать мне!
Лечу сквозь тучи и умру спокойно,
Раз смертью рок венчает путь достойный...»

 

«Смерть в одном столетии дарует жизнь во всех веках грядущих»

Джордано Бруно